24-26 красавіка 1991 года ў Воршы  – дні, у якіх адбывалася блакада чыгункі – унікальная масавая падзея ў найноўшай гісторыі Беларусі.  Рашэнне пра блакаванне чыгункі было прынятае 24 красавіка падчас масавага мітынгу на Цэнтральнай плошчы каля ўнівермагу. 25-га красавіка чыгунка была заблакаваная. 26 красавіка блакада чыгункі была знятая – пратэстоўцы прайшлі арганізаванымі шэрагамі ў Куцеінскі манастыр, дзе набажэнствам была адзначаныя 5-ыя ўгодкі Чарнобыльскай катастрофы. Пратэсты ў Оршы праходзілі арганізавана, без ахвяраў, пратэстоўцы на сабраныя грошы ездзілі на перамовы ў Менск і выдавалі газету “Рабочая Воля” (выйшла 4 нумары).

Галіна Сініцына, выкладчыца англійскай мовы, сведка падзей: Памятаеце 1991 год? Усё развальвалася, прамысловасць развальвалася. Зарабіць было вельмі цяжка. І была маса незадаволеных. Як я цяпер разумею, прычыны для незадаволенасці ва ўсіх людзей былі розныя. І проста быў пратэст супраць таго, што існуе. Людзям хацелася пераменаў! Час быў дзіўны тады. У паветры пахла свабодай. «Уся ўлада народу!» – такія былі лозунгі, абстрактныя вельмі. Але яны траплялі на падрыхтаваную глебу… Людзям хацелася нешта рабіць.

Ігар Грышанаў, гаспадар аграсядзібы, ў 1991 годзе ўдзельнік  страйкаму:  У 1991 годзе наступіла «Паўлаўская рэформа», і людзі былі глыбока абураныя. Людзі працавалі, збіралі па капейчыне – хто на машыну, хто на кватэру, хто – дзецям. Усе гэтыя грошы згарэлі. Адзін з самых першых мітынгаў рабочых і абураных жыхароў горада Воршы адбыўся ў Гарадскім парку. Я памятаю абурэнне жанчын: “Як жа так? Нам дзяцей няма чым карміць! “І убачыўшы стыльна апранутага ў скураным плашчы старшыню гарвыканкама, тузалі за гэты плашч, ледзь не парвалі яму гэты плашч. І ўсё гэта адбывалася на нашых вачах. Ускосна ці не ўскосна, але за ўсё, што адбывалася ў той час павінна была адказваць кампартыя, якая ўзначальвала Савецкі Саюз. А як спытаць з іх? Ці ёсць досвед, як пытацца? Няма. І пасля гэтага стыхійнага мітынгу людзі дамовіліся на наступны дзень арганізаваць мітынг на плошчы каля ўнівермага. І ўсё чамусьці спадзяваліся, што на Плошчы будзе нейкі вынік. Што на Плошчу прыйдуць нейкія сур’ёзныя люди. Мы запрашалі туды і партыйны камітэт горада, і кіраўнікоў прадпрыемстваў. Але на жаль, з іх ніхто не з’явіўся. Яны стаялі з-за кута глядзелі на ўсё, што адбываецца. А з каго спытаць? Хто дасць адказ? І, каб прыцягнуць увагу да пратэстаў, людзі вельмі арганізавана і прыгожа, як дэманстрацыя на 1-га мая людзі з плошчы пайшлі па вуліцы Міра ў бок чыгункі.

Аляксандр Ладохін, высокакваліфікаваны фрэзероўшчык, у 1991 годзе ўдзельнік страйкаму:  У красавіку 1991 года раніцай людзі прачнуліся, і ўжо сталі бядней у два разы. Таму што цэны ў два разы падняліся, а тая ж самая зарплата засталася. Першы раз мы сабраліся Гарадскім парку, дзе был стары кінатэатр. На сцэне гэтага кінатэатра быў абраныя страйкам. 24 чалавекі, здаецца было. З розных прадпрыемстваў былі людзі. У тым ліку і мяне абралі ад завода Легмаш.

Аляксандра Вашкевіч, рабочая завода Легмаш, удзельніца падзеяў:  Дэманстранты прыйшлі да прахадной Легмаш з боку Інструментальнага завода. На тэрыторыю завода іх не пусцілі. Тут узбунтаваліся ўнутры завода: “Чаму не пускаеце?” І тут дырэктар завода, напэўна, пабаяўся, каб не узбунтаваліся ўнутры завода. Нашы завадчане рваліся праз прахадную, іх не пускалі. Потым быў загад: “Прапусціць праз прахадную!” Прахадную нам адкрылі і мы сустрэліся з інструментальшчыкамі, і пайшлі – Легмаш і Інструментальны – на вакзал.

Алесь Кажамяка, мастак удзельнік падзеяў:  Ні на адной дэманстрацыі такога не было. Гэта іншае перажыванне. Гэта іншыя спадзяванні. Зусім іншыя. Настрой у людзей быў не такі, як на звычайнай дэманстрацыі на 1-ае мая. Я памятаю момант, калі Мікалай Разумаў сказаў: “Ну, што? Пойдзем блакаваць чыгунку?” І людзі сказалі: “Пойдзем!” Вот узялі і пайшлі.

Алесь Шутаў, грамадскі актывіст, у 1991 годзе ўдзельнік падзеяў:  Шок, страта ўпэўненасці ў сабе, асабліва ў шматдзетных сем’ях. Асабліва ў сем’ях, якія не мелі багатых сваякоў, якія маглі бы дапамагчы. Вось гэты шок і пачуццё адчаю і разгубленасці выплеснулася на вуліцы ў красавіку 1991 года і было тым каталізатарам, які падштурхнуў выступленні рабочых. Першы мітынг адбыўся ў Гарадскім парку. Выглядала ўсё даволі стыхійна. Такога не было, відаць, з часоў Кастрычніцкай рэвалюцыі. Натоўпы людзей пад чырвонымі сцягамі. Не сказаць, што было шмат сцягоў, але сцягі былі чырвоныя. Хтосьці трымаў нават у руках партрэт Леніна. Прыйшлі ў Гарадскі парк, каб пратэставаць супраць павышэння коштаў. На наступных мітынгах было бачна, як замест чырвоных сцягоў з’яўляюцца бел-чырвона-белыя. І як ад пытання зніжэння коштаў людзі ўсё больш пачынаюць пераходзіць да палітычных патрабаванняў – змены дзейнасці структур КПСС на прадпрыемствах. Усе былі шакіраваны падвышэннем коштаў і ўсе планавалі патрабаваць, каб была прынята пастанова, якая бы адвярнула кошты на той ўзровень, які існаваў да красавіцкага павышэння. Натоўп людзей, які рушыў на вакзал нагадваў неўтаймаваную самастойную святочную Першамайскую дэманстрацыю, толькі не хапала паветраных шарыкаў для афарбоўкі атмасферы. Я памятаю, што пачуцці былі больш прыўзнятыя. Больш усмешак было на тварах, больш натхнення, калі ішлі блакаваць аршанскі чыгуначны вузел. Людзі верылі,  што ім выпала шчасце змяніць гісторыю краіны і яны ў гэты самы момант гэтым займаюцца – мяняюць сваю гісторыю.

Аляксандр Станіслававіч Длугаш, у 1991 начальнік міліцыі горада: 25-га красавіка на працягу, фактычна 8-мі гадзінаў чыгунка была блакаваная, спыніўся рух цягнікоў з Маскоўскага напрамку і з Віцебскага напрамку. Паралельна праходзіў мітынг, на якім выступалі Мікалай Разумаў ды іншыя ўдзельнікі ініцыятыўнай групы. І мне давялося выступаць. Я ўгаворваўкаб людзі спынілі блакаванне. З пасажырскіх цягнікоў сталі выходзіць жанчыны, дзеці плакалі, прасілі разблакаваць дарогу, даць рух цягнікоў. Пасля абеду прыехаў дэпутат Вярхоўнага Савета Глушкевіч Яўген Міхайлавіч, прыехаў Чаргінец Мікалай Іванавіч – начальнік лінейнага ўпраўлення міліцыі на транспарце. У сітуацыі, якая склалася на вакзале, выкарыстоўваць сілу было катэгарычна нельга. Гэта магло прывесці, па-першае, да траўмавання людзей. Маглі быць траўмы, маглі быць ахвяры. Па-другое, разгон дэманстрантаў ды іх затрыманне маглі ў далейшым пацягнуць за сабой акцыі грамадзянскага непадпарадкавання, якія маглі разгарнуцца невядома на які час у горадзе.

Масавыя выступленні рабочых ў Оршы адбыліся следам за мінскімі падзеямі. Першапачаткова працоўныя вылучалі патрабаванні эканамічнага парадку, якія потым перараслі ў патрабаванні палітычнага парадку, сярод якіх былі – дэпартызацыю і перадача гаркама партыі пад дзіцячую Школу мастацтваў.

24 красавіка 1991 года – пачатак падзеяў, якія прывялі да блакады чыгункі ў Оршы – унікальнай падзеі найноўшай гісторыі Беларусі

О последовательности событий блокады  железнодорожных путей в Орше рассказал Александр Станиславович Длугаш – в 1991 году начальник милиции города.  

– Первым выступил Инструментальный завод, который прекратил работу и вышел на улицу. Затем прекратили работу и вышли на лицу рабочие завода Легмаш, завода «Красный борец». На следующий день присоединились рабочие Локомотивного депо. А так же прекратили работу рабочие завода «Красный Октябрь» в Барани. И в связи с тем, что работа была прекращена, начали звучать призывы собраться, и  народ начал собираться на Центральной площади. Образовался митинг, где выступали участники инициативной группы рабочие с определенными требованиями. Требования были прежде всего экономического характера. Самое первое, что вызвало протест это двукратное повышение цен на продовольствие и товары. А затем появились требования политического характера. В течение 24-го апреля проходил митинг на площади, где собралось примерно от 3 до 5 тысяч человек. С моей стороны, как со стороны руководителя милиции города, стоял один вопрос – обеспечение общественного порядка, потому что мы впервые столкнулись с таким явлением, как массовые выступления рабочих. И я понимал, что любое неправильное действие со стороны работников милиции или же наличие каких-либо провокаторов в среде людей, которые добросовестно вышли, чтобы предъявить свои требования, может закончиться массовыми беспорядками. И потом будут серьёзные последствия с оргвыводами, как и для работников милиции, так и для других людей. 24-го числа митинг закончился призывом собраться завтра вместе и идти блокировать железную дорогу, чтобы руководство «наверху» в правительстве услышало требование рабочих. Я понимал, что блокирование железной дороги – это действия, которые в конечном счёте, содержат состав уголовного преступления, поэтому я тоже несколько раз выступал на этом митинге, объяснял свою точку зрения. Но люди из состава инициативной группы, которые призывали двигаться, наверное, были в наибольшей мере услышанные рабочими. Со стороны коммунистической партии, горкома партии никто не вышел к народу. Никто не объяснил свою позицию. Так немного из-за угла наблюдали. И отдельные руководители горкома от меня требовали применить силу, требовали разгона рабочих. Я объяснял, что мы рассматриваем эту ситуацию с другой стороны, с другой точки зрения, что оснований для применения силы не имеется. На следующий день, вернее, ночью, я доложил о том, что готовиться – и в Минск, и в областное управление милиции. Приехали штабисты, стали планировать план действий по предупреждению блокирования железной дороги, предлагали разные варианты, вплоть до перекрытия дорог на мостах через Оршицу, чтобы люди не перешли. Но всё это было, мягко говоря, не реально было сделать. Поэтому остановились на том, что мы будем работать на вокзале железнодорожном и там используем все имеющиеся силы и средства для того, чтобы предупредить блокирование железной дороги. Утром в моё распоряжение прибыло значительное количество работников милиции с близлежащих отделов, прибыли учащиеся вместе с преподавателями Минской школы милиции и Могилёвской школы милиции. И я должен был задействовать подавляющее большинство личного состава городского отдела милиции. Передо мною стояла задача не допустить блокирование железной дороги, хотя в условиях Орши реализовать эту задачу никак не представлялось возможным. Город опутан целой сетью железнодорожных путей.  И, допустим, если бы нам удалось не допустить блокирование Центральной станции в районе вокзала, то люди через 20 минут сидели бы уже на станции Западной на рельсах, или на станции Восточная. И собрать столько сил, чтобы предупредить эти действия везде по городу не представлялось реальным. Мы выдвинулись на следующий день. Это было 25-го апреля в район вокзала, где была произведена расстановка сил и средств. Руководители МВД и КГБ республики, как я потом почитал, декларировали, что в Оршу направлено полторы тысячи ОМОНА. Ни о каком ОМОНе там, конечно, речи не шло. Единственно из Минска прибыла небольшая группа спецназа, которую я поместил в диспетчерскую на железнодорожном вокзале Центральной станции Орша для того, чтобы предотвратить доступ в диспетчерскую, что могло бы повлечь тяжелые последствия. А так были работники милиции – участковые и милиционеры собранные – не подготовленные к решению задач таких, как предупреждение групповых нарушений общественного порядка. Тем не менее, люди были расставлены, экипированые так, как это положено в таких случаях. Подразделение Могилёвской школы милиции и рота патрульно-постовой службы Оршанского ГОВД, которая стояла не допускала митингующих в здание вокзала. Они, в конечном итоге, свою задачу выполнили. Но люди, тем не менее, сумели выйти на западную сторону путей и блокировать их. И в течение, фактически 8 часов железнодорожные пути были блокированы, остановилось движение поездов с Московского направления, с Витебского направления. Паралельно проходил митинг, на котором выступали Николай Разумов и другие участники инициативной группы. И мне приходилось выступать. Я уговаривал, естественно, чтобы люди прекратили блокирование. Из пассажирских поездов стали выходить женщины, дети плакали, просили разблокировать дорогу, дать движение поездов. После обеда прибыли депутат Верховного Совета Глушкевич Евгений Михайлович, приехал Чергинец Николай Иванович – начальник линейного управления милиции на транспорте. Тоже выступали на митинге. В течение всего этого явления участвовал в заседании такого штаба, нашего милицейского, Владимир Германович Новацкий. С ним обсуждали все необходимые мероприятия. Из Минска, из Министерства внутренних дел два раза поступали команды применить силу для разблокирования железной дороги, для разгона демонстрантов. Но я, советуюсь с Владимиром Германовичем Новацким, пришел к выводу, что в ситуации, которая сложилась на вокзале, применять силу категорически было нельзя. Потому что это могло повлечь, во-первых, травмирование людей, многие гроздьями висели на пешеходных переходах, на рельсах и так далее. Могли быть травмы, могли быть жертвы.  Во-вторых разгон демонстрантов и их задержание могло в дальнейшем повлечь акции гражданского неповиновения, которые могли развернуться неизвестно на какое время в городе. И я, конечно, предполагал, что задержание участников может повлечь приступ на милицию вплоть до её штурма. Потому совершать какие-то такие действия в  той ситуации было категорически нельзя. И, естественно, мы вели наблюдение со стороны силами оперативных работников, чтобы пресечь действия возможных провокаторов, которые могли в отношении работников милиции что-то предпринять, после чего могли последовать силовые мероприятия. И, кстати, такие пару человек  были. Их удавалось во время нейтрализовать, выдернуть из этой толпы. Но задерживать мы никого не стали. В конечном итоге после 16 часов 25 апреля общими усилиями удалось прекратить блокирование железной дороги, люди согласились уйти. На следующий день был объявлен сбор на Центральной площади в связи с пятилетней годовщиной Чернобыльской аварии, чтобы собраться там и совершить массовое шествие. Необходимо было провести митинг. К назначенному времени первыми прищли члены инициативной группы, которые открыли митинг. Потом из исполкома прибыл Калуга Александр Иванович, который был не самый сильный оратор но, тем не менее выступал там. После митинга сформировалась огромная колонна более 5-7 тысяч. Я предпринял необходимые меры, чтобы сопровождать эту колонну и впереди, и сзади, и со стороны, чтобы не допустить никаких провокаций. Использовали возможности государственного управления автоинспекции. Проводили эту колону через весь город, через Днепровский мост к Кутеинскому монастырю, к церкви, где была проведена соответствующая служба. И на этом эти события закончились. В дальнейшем, в связи с тем, что блокирование дороги подпадало под действие Уголовного Кодекса, являлось преступлением, было возбуждено уголовное дело, поведено расследование. И в Могилёвском суде слушалось это дело. В конечном итоге Могилёвский суд не стал брать на себя ответственность за то чтобы привлечь к уголовной ответственности организаторов и передал дело в Верховный суд. Но так практически оно на тормозах и сошло, потому что на то время власти боялись, что если принять жёсткие меры, то последую новее действия в защиту организаторов этого движения в Орше.

Естественно приветствовать эти действия, которые совершались, я не мог, как начальник милиции, но относился к этому с пониманием. Именно по этой причине мне не приходила в голову мысль применять силу и жестко обращаться с людьми, которые выступали.

В апреле 1991 года, на мой взгляд, эти выступления не привели ни к чему. Никакие требования выполнены не были. Всё это произошло в августе – департизация и суверенитет республики. В апреле единственно что, наверное, люди показали правительству, что они могу в определенной ситуации выступить для того, чтобы отстаивать свои права, показать свою силу. В августе 1991 года всё это получило окончательный результат. Это был положительный результат на то время.             

Массовые выступления рабочих в Орше в Орше произошли следом за минскими событиями. Первоначально рабочие выдвигали требования экономического порядка, которые потом переросли в требования политического порядка, среди которых были – департизация и передача горкома партии под детскую Школу искусств.